Обратная связь / E-mail / Карта сайта

Одноэтажная Америка и многоэтажная Россия

В июне 2006 года общественное мнение «в этой стране» всколыхнул скандал вокруг выселения московскими властями жителей Южного Бутова. Правда, уже в начале июля все были заняты проблемой гораздо более важной и злободневной: почему Путин, Президент Путин, поцеловал мальчика ИМЕННО В ЖИВОТИК? Но хотя про скандал вокруг Южного Бутова все забыли, проблема осталась: согласно «доктрине Лужкова — Ресина», в ближайшие годы должны быть уничтожены ВСЕ поселения сельского (пригородного) типа на внутри современной административной границы Москвы. Их место должна занять высокоплотная застройка повышенной этажности.

Общеизвестно, что абсолютным идеалом для нынешней «россиянской» власти всех уровней является Запад, особенно — Соединенные Штаты. Но при этом очень не любят обращать внимание, что в США 80% населения живут в односемейных домах с приусадебными участками. Москвича, приехавшего в Лондон, больше всего поражает, что там почти нет многоквартирных многоэтажных жилых домов: почти все живут в односемейных домах с приусадебными участками. Соответственно, ни у кого нет нужды в даче — втором загородном жилье.

На рубеже 19 -20 веков в Англии возникла идея города-сада, как альтернативы традиционному стесненному западноевропейскому городу, к тому времени быстро перерождавшемуся в промышленный мегаполис. Согласно идеям Говарда и Энвина, город должен быть застроен односемейными домами с приусадебными участками и общегородским общественным центром. Несколько небольших городов должны были окружать более крупный, с большим числом общественных учреждений, например, с высшей школой.

В 20 веке идея города-сада получила громадное распространение на Западе. Один по-настоящему умный американец Бил Левит создал альтернативу тому, что у нас называют «хрущебами» — изобретенным в Гитлеровской «национал-социалистической» Германии дешевым многоэтажными многоквартирным домам для простонародья. Вместо маленьких квартир в США было начато строительство дешевых односемейных домов с участками. Стандартный дом для американца середины 20 века из «нижнего среднего класса»: 74 кв. метра, 4 яблони, холодильник и телевизор — стоил 8 тыс. долларов (в ценах ср. 20 века, нынешние цены по паритету покупательной способности отличаются раз в десять), с рассрочкой платежа (ипотекой) на 20—30 лет под 10% годовых. Сейчас этим домам уже полвека. С 1947 по 1951 под Нью-Йорком был выстроен Левит-таун, городок в 17.5 тыс. домов. Строилось по 36 домов в день, по принципу конвейерной сборки (широкое разделение труда по операциям).

Разумеется, американский дом гораздо дешевле русского по природно-климатическим причинам. Дом системы Левита строился без фундамента, с тонкими стенами — там тепло, грунт не промерзает и не раскисает. Но и у нас, в средневековой Руси, был Лубяной торг — массовое деревянное срубовое жилье, которое продавалось готовым к сборке и собиралось очень быстро. Из готовых «полуфабрикатов» при Иване Грозном русский десант перебросил под Казань и возвел рядом с ней целый город Свияжск.

И сейчас, в нынешней «Россиянии», строительство односемейного дома из бруса «под ключ» обойдется чуть ли не НА ПОРЯДОК дешевле, чем покупка квартиры в Москве: сходите на ВДНХ — ВВЦ и сравните цены! Нужна только ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВОЛЯ, чтобы остановить рост крупных городов и наделять ВСЕХ, ВСТУПАЮЩИХ В БРАК участком под односемейный дом. Заодно и разводов станет меньше: известная топ-модель Елена Ленина утверждает, что от своего первого, любимого, мужа она ушла потому, что «заела свекровь». И отношение к браку будет более ответственным, особенно у мужчин: ведь семейная жизнь начнется с общего дела — строительства семейного дома, а ничто так не сближает, как совместная ответственная деятельность.

Бил Левит утверждал, что «если у человека есть свой дом и участок земли, то он никогда не станет коммунистом — ему и без того есть чем заняться». А Хрущев, строя хрущебы, строил не столько жилье, сколько коммунизм. Хрущев уничтожал Россию как «страну пригородного типа». Он уничтожал односемейные дома с подсобным хозяйством как «пережитки проклятого прошлого» даже в деревне, чтобы все стали коммунистами (разумеется, за исключением партгосноменклатуры, которая жила на спецдачах и готовилась стать НОВЫМИ РАШЕНАМИ). И именно при Хрущеве рождаемость среди русских упала ниже, чем у кавказцев и среднеазиатов, сохранивших традиционный уклад жизни.

Именно любимец либералов Никита Хрущев навязал русскому народу то, что сторонники «планирования семьи», возглавляемые Екатериной Лаховой, Валерием Тишковым и Анатолием Вишневским, называют ДЕМОГРАФИЧЕСКИМ ПЕРЕХОДОМ — вымирание коренного русского и издревле дружественного русским коренного населения России, с последующей заменой его «мигрантами-оккупантами».

По свидетельству известного искусствоведа и историка архитектуры Владимира Васильевича Кириллова, после катастрофического землетрясения в Ташкенте для политически господствующей титульной нации — узбеков — там строили односемейные дома, а для русских и русскоязычных — многоэтажные хрущебы. И это в сейсмической зоне! Как утверждает исламист Гейдар Джемаль, участник гражданской войны в Таджикистане, заочно там судимый и объявленный вне закона, «Ментальность таджиков не предполагает жизни в квартире, даже если это очень хорошая квартира, а предполагает большой дом и возможность из этого дома выйти в сад, хорошо защищенный и изолированный. Таджик считает, что в квартирах живут дураки.» Почему у таджиков наилучшая рождаемость среди бывших Советских республик? «- Вот эта однокомнатная квартира — она для таджиков не строена, маленький квартира, для русских. Для таджиков надо шесть-семь детей, большой квартира и чтобы недорогой…» (см. «Большой город» от 21.06.06. стр.16).

Не удивительно, что узбеки и таджики и сейчас плодятся и размножаются не намного хуже, чем русские до 1917 года, и никакой «демографический переход» им не страшен! Дело тут не в «исламской традиции многодетности», ведь русские до революции, а в деревне и до Хрущева, плодились и размножались не хуже мусульман, а в сохранении традиционного уклада жизни во вмещающем ландшафте! Иначе придется сделать вывод, что старая русская деревня исповедывала ислам…

Современные архитекторы-урбанисты, возглавляемые ректором МАРХИ Александром Петровичем Кудрявцеым, утверждают, что-де индивидуальное жилье, тем более с удобствами, только для богатых. Якобы, если ты не «новый рашен» (в прошлом — секретарь райкома хотя бы комсомола), то собственный дом можешь иметь только с удобствами во дворе. Однако весь мир живет не так. Для людей бедных, которые не могут владеть приличными земельными участками, придуманы секционные постройки, которые в современной «Россиянии» именуют ТАУНХАУЗАМИ. Это когда выход из своей квартиры в 2—3 этажа не на лестничную клетку, а в собственный садик, а за стенами справа и слева — такие же секции для других семей.

В современных высокоразвитых странах в многоэтажных многоквартирных домах живут или самые богатые, или самые бедные. Самые богатые имеют дорогущие квартиры в центре города, там, где особняк с садиком может иметь разве что Ротшильд. Но они, как правило, имеют и «второй дом» в пригороде — то, что у нас называют дачей. Самые бедные, арабы и «афрофранцузы» во Франции, турки в Германии живут в дешевых многоэтажках на окраинах, рядом с промзоной. Эти дома часто не лучше наших ХРУЩЕБ, а то и хуже — душ вместо ванны, ниша с плитой вместо кухни.

Весь «средний класс» живет в односемейных жилищах: «верхний» и «базовый» средний класс — в пригородных коттеджах, обычно двухэтажных, с небольшим участком земли, «нижний» средний класс — в секционных таунхаузах, сблокированных домах с палисадниками. А вот второй «загородный дом», подобный нашей «даче», на Западе — большая редкость. Да он и не нужен в «цивилизации пригородного типа», когда большинство населения живет в односемейных домах с участками.

Коттедж по определению — это односемейный небольшой благоустроенный дом в пригороде или в рабочем поселке. Таунхауз — это буквально «городской дом», то есть такой, какими были дома в Средневековой Европе: узкий дом в 2…4 этажа, принадлежащий одной семье и зажатый соседними домами, образующими с ним общую красную линию — «единую фасаду».

В современной Европе нормальный размер домовладения, в котором стоит коттедж — 4 сотки, столько же, как и в средневековом Новгороде. Если участок меньше, то отдельно стоящий дом не имеет смысла — вдоль дома остаются лишь узкие проходы. При небольшом участке сблокированный дом выгоднее — остается место для палисадника перед домом и садика сзади. Часть первого этажа сблокированного дома со стороны улицы всегда занимает гараж.

Иногда встречаются дома, сблокированные по два, когда каждой семье принадлежит половина строения. Например, существует микрорайон, в котором проживает около пятисот семей, скорее небогатых. Каждой семье принадлежит участок в две сотки, на котором расположена половина дома — мини-коттеджа на две семьи. Эти домики, похожие на скворечники, совершенно одинаковые, в два этажа. По фасаду — 4 оконные оси, по две на каждую семью. Сбоку от домика с каждой стороны — ворота, ведущие в маленький дворик, огибающий дом. Обязательный гараж вписан в первый этаж, въезд в него со двора. Во дворе одно дерево и один куст. Вроде бы немного, но есть где детишкам поиграть, и друзей встретить в своем дворике, а не на лестнице, как в Москве. Пожалуй, самый большой недостаток этого микрорайона — полное однообразие, тем более, что поверхности стен — гладкий белый бетон.

Самые маленькие домовладения — в Южной Европе, на пересеченной местности в горных городах в качестве двориков используются даже крыши нижних домов, тем более, что дождей там мало. Зато там живописнейшие виды — дух захватывает! Да и дома в южных городах часто выстроены из неровного камня, который под ярким солнцем смотрится как драгоценность.

Ограды домовладений в процветающих странах зависят от криминогенной обстановки: чем дальше от центра крупных городов — тем ниже ограды, иногда их можно просто перешагнуть, да и гараж нередко вовсе не имеет ворот — значит, не воруют. На участках очень много цветов, а вот плодовые деревья и кустарники — редкость, ведь цены на фрукты в странах «золотого миллиарда» сопоставимы с московскими, а зарплаты больше в несколько раз.

В цивилизации односемейных домов автоматически решается проблема гаражей: если у нас все дворы забиты «ракушками», то в коттедже или таунхаузе гараж может занимать половину нижнего этажа. Остальную половину занимают прихожая с гостиной и гостевым санузлом, а жилые комнаты с ванными расположены на верхних уровнях. Иногда гараж делается заглубленным, в полуподвале или подвале, но для нас это малоприемлемо: у нас обильные снегопады завалят въезд в заглубленный гараж, и его каждое утро придется откапывать несколько часов.

Кроме того, существуют автономные системы водоснабжения и канализации, по стоимости не превышающие недорогой автомобиль и способные работать при наличии электричества, а при необходимости — и без него. Да и электричество можно получать от собственного «движка», а еще лучше — от ветряка или малой ГЭС, и такой «альтернативной энергетики» становится все больше.

В Финляндии примерно 30% населения живет в собственных домах, 20% — в городских квартирах, а около половины финнов — в домах секционных, среди сосен. Заметим, что Финляндия — довольно бедная ресурсами страна. Просто это часть Российской империи, не пережившая революции и избежавшая Советской власти — что-то вроде «Острова Крым». Разница между Финляндией и бывшим СССР — примерно такая же, как между Северной и Южной Кореей. Можно категорически и со всей ответственностью настаивать на том, что если бы в марте 1917 «прогрессивная» интеллигенция и примкнувший к ней генералитет не устроили государственный переворот, именуемый «февральской революцией», то мы, русские, жили бы сейчас как в сегодняшней Финляндии и в древней Руси, в собственных домах среди сосен.

Соединенные Штаты, ОДНОЭТАЖНАЯ АМЕРИКА, считает себя «первой в мире страной пригородного типа. Американская пропаганда как всегда лжет. Мы, русские, и другие народы ВОСТОЧНОХРИСТИАНСКОГО СУПЕРЭТНОСА, «Византийского содружества наций», были странами «пригородного типа», то есть с городами, застроенными односемейными домами с приусадебными участками, задолго до Америки.

Старинный русский город — это русское воплощение, точнее, русский прототип английской мечты о городе-саде, здоровой и человечной среде обитания, «стране пригородного типа». Этот тип поселения до сих пор сохранился у нас в провинциальных городах с односемейной усадебной застройкой, но его фрагменты уцелели даже в Москве. И сейчас, в 21 веке, усадьба, где умер Гоголь, в самом центре мегаполиса, захлебывающегося от транспорта, смотрится как СЕЛЬСКАЯ усадьба. Особенно во дворе, где стоит памятник Гоголю. До начала 20 века такие усадьбы были нормой. Московский дворик на картине Поленова — совершенно деревенский, заросший травой — находился на Арбате, перед домом Второва (ныне Спасо-хаусом, резиденцией посла США в Москве).

По наблюдениям Евгении Ивановны Кириченко, одного из крупнейших специалистов по русской архитектуре и градостроительству середины 19 — начала 20 веков, в предреволюционной России по системе города-сада развивались рабочие поселки. Для удешевления строительства в них появились секционные дома — на 4 семьи, с приусадебными участками, примыкающими к дому со всех сторон. Наиболее зрелым воплощением идеи города-сада были пристанционные поселки. При станции возникал административный, церковный, культурный, торговый, школьный центр, окруженный односемейными усадьбами с садами-огородами.

В романе Горького «Мать» высококвалифицированный рабочий пьет и бьет жену, но живет не в казарме-общежитии, и даже не в многокомнатном бараке, а в собственном домике, наверняка с садом-огородом, и зарабатывает достаточно, чтобы его жена могла не работать на производстве. Насчет пьянства квалифицированных рабочих — оставим это на совести писателя-босяка: в 1913 году потребление алкоголя на душу населения было в 2,5 раза меньше, чем при Брежневе и в 4 раза меньше, чем при Ельцине. А вот насчет собственного домика с садом, часто двухэтажного (нижний этаж кирпичный, верхний деревянный) и неработающей на производстве жены — это правда, такую же картину дают и «Сказы» Бажова. Это было повседневной нормой. Заработок квалифицированного рабочего в начале 20 века не уступал окладу офицера, дети рабочих очень часто получали не только начальное, но и среднее образование: вспомним, что жена Сталина (дочь рабочего Алилуева) училась в гимназии. И в Гражданскую войну значительная часть квалифицированных рабочих, например, ижевские и воткинские оружейники, дрались на стороне БЕЛЫХ. . До 1917 года русский народ даже в городах продолжал жить в традиционной среде обитания, во вмещающем ландшафте, соответствующем укладу жизни русского этноса. Поэтому мы были не только быстроразвивающейся страной, с темпами экономического роста выше, чем в Китае при великом Дэн Сяопине, но и страной с быстро растущим населением. В 19- начале 20 века русский народ плодился и размножался на уровне лучших мировых достижений, не хуже таких «высокоэффективных» этносов, как чечены, афганцы или албанцы.

Когда попадаешь в современные — постройки последней четверти 20 века — районы городов в странах «Шенгенской зоны», создаётся впечатление, что ты оказался в РУССКОМ городе, каким он был ДО 1917 года — они такие же, как русские города, запечатлённые на картинах Кустодиева или на дореволюционных открытках — благо, что их сейчас переиздают в хороших альбомах.

Стыдно признать, что современный небольшой американский город, а тем более современный европейский, гораздо больше похож на соразмерный человеку традиционный русский город, чем город советский, а тем более нынешний «россиянский».

В 20-е годы в «Совдепии», или в «Совке» — так иронично-враждебно называли в народе Страну Советов — почти ничего не строилось, да и ломать «наследие проклятого прошлого» начали лишь в конце десятилетия. Зато «уплотняли»: квартиры превращали в коммуналки, а гостиницы в конторы. Но в это время проходила «дискуссия о социалистическом расселении»: каким должен быть будущий город? Обсуждалось несколько моделей. Русские национально мыслящие интеллектуалы предлагали ДЕЗУРБАНИСТИЧЕСКУЮ модель, близкую к идеям теоретика кооперации Чаянова: отказ от роста крупных городов, создание небольших поселков из односемейных домов с приусадебными участками. Они объединяли русскую национальную традицию и западные идеи города-сада. Выдающийся русский политаналитик белой масти Иван Лукьянович Солоневич называл это «индустриализацией без урбанизации». Им противостояли урбанисты, сторонники крупных сверхгородов-мегаполисов, близкие к идеям Ле Корбюзье: дом — это машина для жилья. Широкое распространение имела радикальная коммунистическая модель, восходящая к идеям Платона, Кампанеллы, Чернышевского, Энгельса: полное вычленение в общественный сектор бытового обслуживания, включая воспитание детей, с перспективой полного отмирания семьи.

Конечно, платонические идеи были неосуществимы даже по экономическим соображениям, тем более что перед разоренной страной стояла задача индустриализации. Но и идеи сторонников Чаянова и Солоневича оказались не ко двору. Хотя односемейные домохозяйства, когда каждая семья сама строит себе дом, были не дороже многоэтажных многоквартирных муравейников, но дезурбанисты и кооператоры оказались «социально чуждыми», Солоневичу удалось сбежать, Чаянов погиб. На практике победила полумера: в перспективе был взят курс на урбанистическую модель с квартирами в многоэтажных домах и максимальным развитием общественного бытового обслуживания, а в качестве «временной меры» до полного построения социализма продолжали существовать и множиться общежития и комнаты в коммуналках. Однако, точно так же, как в колхозной деревне крестьянам сохранили приусадебные участки и скотину для собственного прокормления, вплоть до хрущевских времен продолжали существовать и пригородные деревни, население которых работало на городских предприятиях, и сложившиеся еще до революции рабочие слободы и поселки с традиционной усадебной застройкой.

Предел этажности для ЖИЛОГО дома по нормам ВИДЕОЭКОЛОГИИ, законам зрительного восприятия — 8…9 этажей. — Кстати, «парижский стандарт» — именно ВОСЕМЬ этажей: нижний нежилой, пять основных и два мансардных. Нормы этажности «сталинских» домов — 8, максимум 12 этажей. Хрущевская норма — 5…9 этажей, брежневская — 9…16, позднебрежневская — 16…22. В лужковской Москве нормой стало 25 и выше. Но и 12 — это уже за гранью нормального. Выше жить вообще вредно из-за вибраций, ведь дом раскачивается. Вредно и вследствие чрезмерного расстояния до земли. Мы не осознаем, что нам неуютно смотреть в окно, что на верхних этажах мы живем в состоянии непрерывного стресса. Малышам это просто уродует нервную систему. Тем более, когда из окон виден не прекрасный пейзаж, как в горах, а лишь бесконечные многоэтажные коробки, монотонного, как при Хрущеве и Брежневе, или агрессивного, как сейчас, облика. Из окна человек должен видеть небо, а не бездушные коробки.

Особенно отвратительны виды в современных «дворах» — замкнутое пространство высотой в 16…22 этажа, больше всего напоминающее гигантский общественный туалет. В квартирах, выходящих в такой «двор» человек подсознательно старается отворачиваться от окна, ему неприятно проходить к дому через такой двор.

В урбанизированной среде исчезло социально-психологическое множество «соседи»: люди, как правило, не знают по имени даже соседей по лестничной площадке. Отсюда отношение к «местам общего пользования» — от лестничной клетки и лифта до улицы вокруг дома — как к ничейной территории, к пустырю, стихийно превращающемуся в свалку.

Около 20 лет назад английские биологи провели эксперимент на довольно миролюбивых черных крысах. Их поместили в необычайно плотную среду, разделенную на клетушки, подобные современным квартирам — хрущебам и лужковкам. Пищи, воды, света, воздуха вполне хватало, но крысы посходили с ума. У них началась эпидемия небывалой агрессии: убийства и даже изнасилования, чего вообще не бывает в животном мире.

У людей хронический стресс, нервное истощение — одна из главных причин сердечно-сосудистых, онкологических, гастроэнтерологических заболеваний, роста преступности и самоубийств, не говоря уже о неурядицах в личной жизни. Мы, конечно, не крысы, но это означает лишь то, что мы вынуждены напрягать волю и разум, дабы не обижать соседей, соотечественников, живущих рядом с нами.

Поразительно, что при Советской власти многоквартирные дома старались строить даже в НЕБОЛЬШИХ городах. В несчастном Нефтегорске, погибшем от землетрясения, городок в 3 тысячи жителей был застроен пятиэтажками, и очень многие имели за городом дачи с огородами. Там погибли 2 из 3 тысяч жителей — если бы они жили в односемейных усадьбах, погибло бы… ну, человек 20 — то есть в СТО РАЗ МЕНЬШЕ!!! При Хрущеве даже в деревнях пытались строить хрущебы — пятиэтажки с постоянно выходившими из строя «удобствами» взамен усадеб со скотиной. В зоне БАМа вместо односемейных домов с участками-огородами людей годами заставляли жить в вагончиках и бараках, обещая в перспективе построить многоэтажные многоквартирные дома, хотя это и дорого, и неудобно жить. В Переяславле-Залесском — очень небольшом городе — и сейчас стараются строить многоквартирные дома. В современной Москве, в результате победы «курса демократических реформ», для людей, выселяемых из хрущеб, собираются строить ЛУЖКОВКИ, воспроизводящие заграничные дома для гастарбайтеров, то есть дома гостиничного типа, которые в нормальных странах предназначены только для временного проживания: в квартире нет кухни — только плита в нише жилой комнаты, в совмещенном туалете — душ вместо ванны. Теснее бывает только в гробу.

Кроме несчастной России, существует только одна страна в мире, ведущая массовую многоэтажную застройку — Япония. Да еще крохотный силиконово-электронный Сингапур. Но японцев можно понять: их 130 миллионов, а для жизни только маленькие острова и скалы. У нас места куда больше, чем у голландцев, датчан, немцев, но «демократическая Россия» предпочитает, чтобы её поданные мучились в многоэтажных норах.

Махнач В.Л. Марочкин С.Н.

http://1001.ru/articles/post/4205